Лайон Де Камп - Башня Занида [Авт.сборник]

Хэтэвей задумался, затем вышел из библиотеки и перешел Джиниси-стрит к платному телефону. Застонал, узнав, сколько будет стоить звонок в район Буффало, но делать было нечего. Он решил, что при следующей встрече с Чарли Кэтфишем, если она состоится, выбьет деньги либо из кармана сенеки, либо из его шкуры.

— Соедините меня с резервацией Тонаванда.

Услышав ответ, Хэтэвей попросил к телефону Чарли Кэтфиша. После долгого ожидания, в процессе которого ему пришлось кормить аппарат монетами, он услышал, что Чарли будет отсутствовать еще несколько недель.

— Тогда соедините меня с Сеятелем Кукурузы.

Еще одна пауза и ответ:

— Он уехал в Буффало на весь день.

— Послушайте, — сказал Хэтэвей, — среди вас есть колдуны, ведьмы, медиумы или еще кто-нибудь в этом же роде?

— А кого это интересует?

— Верджила Хэтэвея, пенобскота, члена клана Черепахи и потомка Деканавиды.

Он объяснил возникшие проблемы. Голос попросил подождать, потом в трубке появился другой — старческий, говоривший на ломаном английском.

— Погодите, — взмолился Хэтэвей, — я совсем забыл язык предков, мне нужно все записать.

На обратном пути в Гахато, Хэтэвей попытался обогнать грузовик на одном из узких мостов через Лосиную реку недалеко от Макклинтока. Водитель грузовика неверно оценил дистанцию, и машина нашего вождя с леденящим душу скрежетом оказалось зажатой между грузовиком и перилами моста. Люди из мастерской с трудом расцепили машины, а потом, отбуксировав машину Хэтэвея в гараж, сообщили ему, что ремонт займет четыре часа без рихтовки крыльев, и будет стоить пятьдесят долларов. Что касается дневного поезда, он только что ушел из Макклинтока.

В тот вечер Барбара Скотт собрала на свой сеанс элиту Гахато: доктора Ленуара с женой, Леви Макдональда, кассира банка со своей половиной, отца и сына Принглов и еще пару интересных людей. Старый Дэн Прингл поздоровался с Барбарой с вежливой, но слегка циничной улыбкой на губах. Он тяжело дышал от избытка веса, но знал, что обвести его вокруг пальца мало кому удавалось.

Барбара рассадила гостей по кругу в полутьме и попросила подождать, пока на нее снизойдет «воздействие» духов. Когда Харви Прингл заснул, она приступила к действиям — села на стул в своем кабинете — некоем подобии зашторенной телефонной будки — попросила мужчин крепко привязать ее, затем задернуть шторы и выключить свет. Потом предупредила, что они могут нанести ее здоровью непоправимый вред, если включат свет, не получив ее разрешения. Необходимости в таком предупреждении не было, так как только она сама могла включать и выключать свет прямо из кабинета.

На столе, стоявшем между кабинетом и гостями, находились колокольчик, труба и грифельная доска. Стул, на котором сидела Барбара, легко разбирался. В кабинете было спрятано достаточно много ваты в качестве абсорбента эктоплазмы. Здесь же был захват на длинной ручке, выкрашенный в черный цвет. Личным вкладом Барбары Скотт в столь древний способ надувательства можно было считать систему крохотных лампочек, сигнализирующих о том, что кто-то из гостей поднялся со стула.

Скоро Барбара изогнулась надлежащим образом, стул послушно развалился, и путы можно было снять. Барбара застонала, чтобы заглушить звук падающих деревяшек, потом прочла нараспев несколько строк из «Илиады» по-гречески. Она намеревалась вызвать дух Сократа.

Срывая с себя веревки, она вдруг услышала звон колокольчика. Причем это был не легкий звук, как если б кто-нибудь задел его случайно. Это был воинственный набат, похожий на тот, которым повар сзывает на обед работников с обширного поля. Лампочки указывали на то, что гости со стульев не вставали. Колокольчик продолжал звонить, и тут затрубила труба.

Барбара Скотт проводила сеансы уже несколько лет и всегда считала темноту своей союзницей, но тут ее охватил детский страх. Кабинет начал раскачиваться. Она закричала. Кабинет стал раскачиваться еще сильнее, потом раскрылась потайная дверь, и кто-то утащил вату и захват. Задрожал стол. Из темноты раздался жуткий вопль. Это кто-то защемил захватом нос дока Ленуара.

Раздалась приглушенная барабанная дробь, сопровождаемая криками и улюлюканьем.

Кабинет упал. Барбара пыталась выбраться из-под его обломков. Она вспомнила, что ее потайной выключатель был соединен последовательно с обычным на стене, таким образом, свет невозможно было зажечь, не включив потайной выключатель. Она нащупала его, нажала, продолжая сбрасывать с себя обломки и веревки.

Перед изумленными зрителями, немного ослепленными вспыхнувшим светом, предстала ужасающая картина: опутанная веревками, в порванном платье и с синяком под глазом Барбара, летающие по комнате колокольчик, труба, грифельная доска и другие предметы.

Когда зажегся свет, раздались крик и команда на неизвестном языке. Грифельная доска с грохотом обрушилась на голову Дэна Прингла. Очки повисли на одном ухе, рама от развалившейся доски — на шее, а он, ничего не понимая, часто моргал, пока к нему не подлетели остальные предметы. Споткнувшись об упавший стул, он побежал к двери, предметы полетели следом.

Когда Прингл выбежал на улицу, камушки с мостовой сами поднялись в воздух и полетели к владельцу лесопилки. Для пристрелки потребовалось всего три выстрела. Потом камешек размером не больше фаланги большого пальца с сочным шлепком ударил его в бедро. Прингл взвыл, споткнулся, но побежал дальше. Еще один камень ударил в его в голову, брызнула кровь, перед глазами поплыли звезды.

Жители Гахато могли в тот день насладиться зрелищем: багровый от натуги первый богач города бежал, как сумасшедший, по главной улице. Как только раздавался шлепок попавшего в него камня, Прингл подпрыгивал, вскрикивал и увеличивал скорость.

Краем глаза он заметил входившего в свою лавку Верджила Хэтэвея, и мозг услужливо вспомнил разговоры о сверхъестественных способностях индейца. Прингл галопом взлетел по ступеням крыльца заведения Парящей Черепахи и ворвался в сетчатую дверь, не открывая ее.

— Черт возьми, Дэн! Что случилось?

— П-п-послушай, Верджил. Ты — колдун?

— Неужели и ты поверил в эти никчемные сплетни…

— Ты должен мне помочь! Меня преследуют! — И он рассказал индейцу все.

— Попробую, — с сомнением в голосе произнес Хэтэвей. — Это ирокезские духи, которым не нравятся алгонкины. У тебя есть табак? Отлично, задерни шторы.

Хэтэвей взял кисет Прингла и открыл разорванную сетчатую дверь. Бросив на ветер щепоть табаку, он произнес на плохом языке племени сенека:

Даю вам табак, ДзжунгеунПутники гор.Вы слышите меня и придетеДаю вам табакИ исполняю свой долг перед вами.Теперь вы должны исполнить свой.Я все сказал.

Все восемь Гахунга материализовались на лужайке. Хэтэвей строго приказал им войти в дом, а потом спросил не менее строго: